Однажды мама устроилась официанткой в бар «Краб». Он был у самого моря, не очень большой, но с огромным аквариумом, отделяющим кабинет хозяина бара от зала, в котором работала мама. Как я был горд, когда узнал, что мама больше не домохозяйка! Каким уважением к ней я был переполнен!
Мне примерно десять, и мне ужасно стыдно, что мои родители не работают. Хотя я продолжал писать в школьных анкетах: «Мама – домохозяйка, папа – сварщик». Когда дядя Андрей, мамин брат, привёл нас с сестрой к маме на работу, я уже предвкушал, как напишу в следующей анкете: «Мама – официантка в баре “Краб”». Я представлял, как учитель переспрашивает меня, и я гордо отвечаю: «Да, я даже был у мамы на работе».
Нам позволили войти в кабинет хозяина бара и сесть на чёрный кожаный диван. Мама почему-то плакала и пыталась что-то объяснить огромному мужчине, который угрюмо уставился на нас с сестрой. В кабинете было тепло, в отличие от раннего мартовского пляжа. Мы, как довольно жёстко воспитанные дети, сидели молча. Дядя Андрей подошёл к широкому, похожему на большого краба, хозяину бара и протянул руку. Тот пожал её своей огромной «клешнёй», не отрывая взгляда от нас. Затем перевёл его на маму, продолжавшую что-то слёзно объяснять.
Спустя минуту мама подошла к нам, взяла за руки и сделала шаг назад, чтобы мы поднялись с дивана. Мы встали и сделали пару мелких шажков. Мама обошла нас и, присев на диван, обняла, как бы закрываясь от жуткого крабьего взгляда.
– Вот! Вот мои дети! – продолжила она оправдываться. – Я клянусь их здоровьем, что я ничего не брала.
Она уткнулась лицом в наши плечи и не могла успокоиться. Я ей верил, даже когда ощутил, как она украдкой сунула в карман моей куртки что-то массивное. Я продолжал испытывать на себе пристальный взгляд огромного Краба, боясь шевельнуться или хотя бы выражением лица выдать мать. Взгляд дяди, всё ещё стоявшего рядом с Крабом, заметался. Секунду он был похож на зайца: скакал от моего обвисшего кармана к матери и обратно, затем ко мне, а спустя ещё мгновенье осторожно перебрался на потолок.
Десять минут спустя Краб угостил меня с сестрой соком, а маме пожелал «не кашлять». А ещё через двадцать минут, когда мы отошли достаточно далеко от маминой, теперь уже бывшей, работы, она попросила меня отдать ей то, что у меня в кармане.
– Вот, – сказал я, протягивая ей жменю леденцов.
– Это что? Откуда?
– Конфеты. У тебя на работе взял. Когда мы сок пили, на столе стояла вазочка, и в ней было много таких. Я думал, что можно.
– Можно, можно. Я положила тебе в карман… – мама, не договорив, присела и стала ощупывать карманы моей куртки.
Затем быстрым взглядом обшарила аллею в радиусе нескольких метров от нас. И в заключение с надеждой посмотрела в сторону “Краба”, сканируя каждый освещённый фонарями участок.
– Он скинул его, – заключила мама, обращаясь уже к моему дяде. – Идёмте.
– Что?! Да как это?!
Андрей небрежно одёрнул меня, развернув к себе, и тоже стал проверять карманы моей куртки. На всякий случай проверил все карманы и грубо спросил:
– Где он?!
– Кто? – промямлил я, мысленно уже готовясь кричать и плакать после первой оплеухи.
– Кошелёк! Я видел, как мама положила его тебе вот в этот карман. Где ты его дел?!
– Нет… мама ничего мне не давала… Я не чувствовал ничего тяжёлого в кармане… – сопротивлялся я.
Он занёс руку, чтобы отвесить мне подзатыльник, и я зажмурился, втянув шею в плечи.
– Андрей! – окликнула его мама. – Не нужно.
– Не нужно?! – переключился он на неё. – Да я из-за тебя товарища потерял! Единственного, кто со школы остался. Привёл тебя на работу! Просил за тебя! Отмазывал тебя! И что?! Теперь не нужно!?
Сестра прижалась к маме, обхватив её обеими руками. Мама стояла спокойно, выслушивая камнепад недовольства и обвинений от родного брата. Младшего брата. Я оббежал его и тоже обхватил маму двумя руками в знак своей защиты и поддержки. Я знал, что это вряд ли ей поможет, но мне тоже было очень страшно. Ведь я сорвал «дело». Я решил, что дядя Краб добрый, и оставил кошелёк, еле умещавшийся у меня в руке, под столом, за которым мы пили сок.
– Разбирайся с ними сама! – бросил Андрей в заключение, развернулся и быстрым, дёрганым шагом ушёл в сторону трамвайной остановки.
Мама взяла нас за руки, и мы медленно пошли в том же направлении. С тех пор она никогда не работала – мама была слишком изобретательна для этого. Она также перестала полагаться на меня, как на подельника, ведь я учился у неё, но у меня появилось уже своё мнение.